Есть на Волге утес - Страница 64

— Кто по-иному мыслит? — опросил Илья. — Я согласен.

— Я тоже, — весело произнес Шуст. — Только скажи, Миронко, откуль ты такой прыти набрался? Будто всю жисть крепостя брал.

— Я в рати у царя три года служил, так мы литовскую крепость Вильну взяли.

— Тоды я молчу.

Тут же договорились: Илья берет под свою руку пятьсот человек, Мирон триста, Шуст сотню. Остальных Сорока.

Дело наметили делать через три дня на четвертый.

С утра Минька с кузнецами ушел в деревню искать кузню, атаман и есаулы начали делить повстанцев. Холка свою ватажку тоже захотел повести на город. Напросился к Мирону в помощь. Все понимали — Холка лезет туда, где можно грабить.

4

Добирались до Юнги трудно. Лошадей кормили по ночам на луговых отавах, на неубранных овсах, и те справно тянули телеги. Мосластая лошаденка, шедшая на привязи, даже поправилась. Зато сами голодали страшно. Лесная пища: ягоды, грибы, орехи, желуди— голода не утоляла, а только вспучивала живот. Меньше ехали, чем бегали в сторону от дороги и там мучились от поноса. Это выматывало, отнимало последние силенки. Наконец Аленка, не спрашивая мужиков, потянула на себя правую вожжу и заехала в глубь леса от дороги, на какую-то малую полянку. Велела Ефтюшке кипятить в котле воду, сама пошла искать тысячелистник— могучую траву, лекарство ото всех утробных болезней. Отвар пили все и помногу, брюшная боль начала униматься. Потом вместе с названной сестрой Настей принесли из лесу же корней черники и земляники, заварили из них чай и вконец закрепили желудки. Оздоровевшее нутро еще сильнее потребовало еды. Решили дальше не ехать, хотя до Юнги осталось, вроде, не так далеко. Мужиков Аленка послала на ближнюю реку ловить рыбу. Настя с матерью ушли за орехами, сама Аленка без устали собирала лечебные травы: аир, полынь, таволгу, зверобой, девясил, подорожник, мяту и крапиву. Если ехать дальше, снова сырая еда, снова болезни. Окрепнуть можно было только на горячей пище.

На третье утро отдыха Аленка осталась у телег одна. Ефткншка с женою и дочерью ушли в лес, Савва пошел ловить рыбу. Аленка ночью не спала, она в свой черед сторожила на пастьбе лошадей. День выдался солнечный, теплый, кони привязаны на вожжах тут же на полянке, тихо, тепло. Аленка улеглась на телегу, укрылась рогожей и незаметно заснула. Сколько она спала — неизвестно, но вдруг словно кто-то толкнул ее под бок. Она подняла голову и сразу уронила ее. Осторожно раздвинула траву, глянула снова. К лошадям медленно, оглядываясь по сторонам, подходил человек. Он был далеко от телеги, ярко освещен солнцем. На человеке рваный казацкий кафтан, красный кушак, за кушаком длинный изогнутый нож — клынч. Без шапки, на голове копна завитых крупными кольцами волос. Кудри удивили Аленку. Они были светло-желтые, окруженные по краям сияющим солнечным ореолом, словно у святого. Еще раз оглядевшись кругом, он повернулся спиной к Аленке, выхватил из-за пояса клынч, поднял с травы вожжи. Сейчас он отсечет их, вскочит на коня…

Аленка спрыгнула с телеги и громко крикнула:

— Эй!

Человек тряхнул кудрями, резко повернулся и пошел на Аленку, растопырив руки. Клынч в правой руке сверкал на солнце, рассыпал на его лицо яркие блики. Аленка хотела броситься к Ефтюшкиной телеге за топором, но вспомнила — топор Мордовии взял с собой. Аленка поняла — бежать нельзя. Она выпрямилась и пошла навстречу вору. Это озадачило парня. Он остановился, зачем-то перебросил клынч в левую руку.

Аленка спокойно шла ему навстречу.

— Но-но! — крикнул он. — Ты в носу не ковыряй. Прирежу.

Аленка будто не слышала угрозы. В трех шагах от парня остановилась, глянула ему прямо в глаза. Парень зажмурился словно от яркого солнца, снова тряхнул кудрями.

— Брось нож, — приказала Аленка.

— Говорю, не ковыряй…

— Брось!

— Ну бросил, ну што тебе? — и заслонился ладонью от Аленкиного взгляда. — Ведьма ты, да?

— А ты вор! — Аленка подошла к парню, подняла клынч. — Ты хотел меня убить, а теперь я тебя…

Она не успела договорить. Сзади мужика поднялся из травы Ефтюшка, взмахнул дубиной и опустил ее на золотистые кудри казака. Тот охнул, повернулся к Ефтюшке и рухнул на землю…

Пока парень лежал в беспамятстве, над его телом возник спор. Ефтихей поднял дубинку, глянул на Аленку, спросил:

— Добить?

— Не надо, — твердо сказала Аленка.

— А куда его теперь?

— Мы не душегубы. Отпустим.

— Ты думаешь, он один? Приведет ватагу — прирежут нас.

— Его лечить надо. Кудри в крови, — сказала Настя.

— Кудри! Вам, девкам, кудрей жалко, а он…

— Мальчонка совсем, — заметила Анна, жена Ефтишки. — Жалко.

— Нам тут оставаться нельзя. С собой што ли везти?

Подошел с рыбой Савва. Глянул на парня, сказал:

— Тоже нуждой гонимый. Как и мы.

— Покаетесь потом, — Ефтишка отошел к своей телеге, крикнул: — Самим жрать нечего, а он — лишний рот.

Савва помог Аленке отнести кудрявого под ель, положить на подстилку из хвойных лап. Аленка принесла воды, омыла рану (она оказалась не глубокой), растерла в порошок сухую траву зверобой, засыпала рану, сверху прикрыла широким листом подорожника. Потом мокрым платком принялась обтирать лицо. Оно оказалось не смуглым, а грязным. Бородка и усы, вначале показавшиеся Аленке черными, тоже были светлозолотистые, как и кудри. Аленке помогала Настя.

— Я думала, он старый, а ему сколько лет, думаешь? — спросила она.

— Наших с тобой годов парень.

— И красивый.