— Теперь усмотрели. Будучи у Никона, девка ему вести от Разина передавала.
Хмель соскочил с боярина, словно седок с лошади. За связь с разбойником государь карает жестоко. Девку схватят, на дыбе она такого наплетет…
— Что будем делать, Янка? — Боярин обхватил голову руками. — Этак и я за Васькой Шихаревым вслед пойду.
— И мне застенка не миновать, дядя. Тут не в одной девке суть. Стало известно — царская свадьба скоро.
— Свадьба при чем?
— А при том. Царицей будет Наташка, Кирилла Полуэктова дочь.
— Вот как! Артамошки Матвеева руку чую. Нарышкины его родня.
— Догадался, слава богу. Теперь голова посольского приказа далеко пойдет. Мы с тобой — ему помеха. И на тебя, и на девку столько в тайном приказе накручено — не выплывем.
— Выходит, нам надо животы свои спасать. Думай, Янка. У меня в голове один хмель.
— Я уж думал. Надо попа Савву в бега послать. Пустить слух, что, мол, утек с девкой.
— Так ведь поймают!
— Пусть поп бежит один, а девку мы спрячем.
— Где?! Если она под «Словом и делом» — на дне моря сыщут.
— На дне, может, и сыщут, а если ее в Барышевские болота спрятать, в именье твое? Савву пусть словят, на нем вины нет, а он про девку скажет: «Утекла, мол, в Литву».
— Пошто в Литву?
— При дворе ее за цыганку чтут. Корнил слух пустил, что она из Литвы. В Барышеве ее искать никто не надоумится.
— Кто ее туда увезет?
— Я увезу. Государь только что указал мне ехать в Танбов на воеводство. И велел сделать невелик крюк— через Нижний Новгород и Кузьмодемьянск. В обоих городах велено мне усмотреть крепости и увезти по шесть пушек малых со стрельцами и пушкарями. Пушки те пойдут водой по Клязьме через Гороховец, а я коньми через Муром. Никого, окоромя слуг моих, со мной не будет.
— Девка — не иголка…
— Ей в портках ходить. не привыкать стать. За слугу сойдет. Давай, зови Савву и девку зови…
Пристав Степанко Наумов теперь снова служит в тайном приказе. И кто знает, как бы пошли дела по розыску девки-ведуньи, если бы не он. Послали Степку с двумя стрельцами в дом боярина Хитрово, чтобы взять в застенок попа Савву и ключницу по имени Алена.
А на подворье у боярина переполох. Ключница и поп ночью утекли не ведомо куда. Другой бы вернулся в приказ, доложил кому следовало и все тут. А Степка стал размышлять. Вспомнил Никона, монаха Иойля, цыганку из Литвы, связал все воедино и понял — тут дело не простое. Давай шнырять по подворью, спрашивать. Поговорил с бывшей ключницей Агафьей, с конюхами, с Корнилом, а уж тогда и пошел, да не в тайный приказ, а сначала к Артамону Матвееву.
Стольник выслушал Степку спокойно, сказал:
— Подождем малость. Их, я мыслю, днями словят.
— Попа, может, и словят, а девку — нет.
— Пошто так?
— Девка сия — оборотень.
— Я в такие сказки не верю.
— Поверь, Артамон Сергеич. Долгое время она была парнем. Сторожила двор.
— Знаю.
— За хождение к Никону положили ее под розги. А она возьми и обернись девкой. У Никона она сказывала, что мордовка. Ее снова под розги. Хвать, а она уж цыганка невиданной лепоты. И так боярина околдовала, что Богдан Матвеич сделал ее ключницей, заместо того, чтоб как колдунью сжечь. Старая ключница Агафья сказала мне — колдовство ее так крепко, что боярин не может без нее жить. Стало быть, он ее спрятал.
— Как мыслишь — где?
— Вот этого я не знаю.
Отпустив Степку, размышлять стал стольник. В оборотней Артамон Сергеевич и впрямь не верил. Не поверил и в то, что Хитрово отпустил ее в бега. Уж кто-кто, а он-то знал — ее поймают. Прятать в усадьбе бессмысленно, но в одном пристав прав — девку увезли. Но кто и куда? Только в какую нето вотчину? И увез ее Янка Хитрово. И причина тому не только любовь боярина.
Идет возок по дороге ходко, сзади двадцать осброенных холопов верхом скачут — на случай разбойного нападения.
Вдруг на подходе к Мурому, в густом лесу, где Илья Муромец с Соловьем-разбойником бой держал, догоняют возок синекафтанники. Человек десять. Яков не зря прозвище Хитрово носит — стал смекать. Синие кафтаны — значит, московские стрельцы. В погоню идут — стало быть, за девкой. И, недолго думая, на повороте вытолкнул Аленку из возка: «Беги з лес». Не успела девка шмыгнуть в чащу, как сзади крик:
— Думный воевода Яков, стой! — Голова стрелецкий осадил около возка коня, соскочил на землю. — Государево слово и дело, воевода. Велено нам обыскать твой возок.
— А что стряслось, голова?
— Ведомо стало государю, что везешь ты литовску девку — волхвуныо, кояя хотела на великого князя порчу наслать.
— Ищи, — воевода распахнул дверцу возка, выскочил на дорогу.
Стрелец заглянул в возок, ткнул древком бердыша в шкуры, брошенные на дне, спросил:
— Слуги все при тебе?
— Вот они, все тут.
Стрелецкий голова приказал холопам спешиться, снять шапки и растегнуть кафтаны. Стрельцы начали щупать у мужиков под рубашками. Потом рассыпались по обе стороны дороги…
Пока искали девку в лесу, Яков затеял разговор:
— Неужели в тайном приказе полагают, что я девку, которая государя испортить хотела, с собой повезу?
— Приказ он на то и тайный, чтобы никто ничего не знал. Мне сказано тебя догнать, обыскать и найти жонку, переодетую в стать мужскую. И я скажу слава богу, коли не найду, — ответил стрелецкий начальник. — Богдану Матвеичу я зла не желаю.
— Ты думаешь, я желаю?
— Одно тебе скажу — дела у дяди ой как худы. Стало известно, что через оную девку он сносился с бунтовщиками, помогал им.