Есть на Волге утес - Страница 55


К оглавлению

55

— Да ну?

— Иди-иди. Да не забудь Саньку Хитрово потрясти.

Он, ведомо мне, не в меру скрытен стал. Понял? Я пока государя займу посольскими делами.

Родион ухмыльнулся, вышел. Спускаясь по лестнице, подумал: «Хорошо бы Богдашку свалить, а уж тебя-то, Артамоша, знаю за што на дыбу подвесить».

Кремль уже проснулся. По тесовым половицам, словно черные грачи, ползали монахи, по мостовым, пыхтя от обильных завтраков, покачивая высокими горлатыми шапками, шествовали бояре, за ними семенили дьяки. Тайный приказ недалеко, у Фроловской башни кремля. Двери распахнуты. Родион вступил на порог…

…Возвратился в Крестовую Стрешнев быстро — через час. Царь сидел и читал бумаги. Артамон стоял рядом, тыкал пальцем в свиток, указывал, что читать. На столе стоял медный трехсвечник, мерцал огарками толстых свечей. Воск расплылся, капал на стол. Видно, царь пришел сюда затемно, забыл потушить. Борода у царя расчесана, волосы приглажены на лысину, смазаны маслом — блестят. Тучное тело расплылось в кресле, брюхо затянуто в широкий атласный пояс. Ответив на поклон Стрешнева, царь указал на лавку. Окончив чтение, спросил:

— В Тайном все живы?

— Живы и здоровы, великий государь.

— Что вызнал?

— Большой изменой пахнет, государь. Стало в приказе ведомо: боярин Богдан Матвеич тайно посылал к Никону некого попа Савву и девку Аленку.

— Поп Савва ярый враг Никона и ходил по поручению священнослужителей Москвы, — заметил Матвеев.

— Это государю ведомо.

— А ведомо ли, что та девка Аленка ездила в Воскресенско одетая казаком и оставалась у Никона на ночь. Она более года жила у боярина в мужской стати и пришла, как полагают, с Дона. Зачем он ее в штаны прятал?

— Мало ли… Богдан Матвеич вдовий, а девка та заметная. И пришла она, сказывают, не с Дона, а с Литвы. Я узнавал.

— Плохо узнавал, Артамон Сергеич. Беседа у Никона была подслушана, и спрашивала та девка патриарха, не может ли он принять человека от вора и душегубца Стеньки Разина. Окромя того, приходил в приказ Степка Наумов, пристав, что оторожил Никона, и сказывал: «Велел-де Никон передать государю, что боярин Хитрово просил грецкого востронома Иойля очаровать Алексея Михайловича и порчу на него послать». Тот Иойль сперва говорил, что не Богдан просил, а боярин Ртищев. Как пытать стали, сказал: боярин Хитрово его просил, а он ответил — волховать-де он не умеет, а у тебя-де, боярин, свой казачишко есть, лучше его колдовать никто в Москве не может. А казачишко тот не кто иной как Аленка. А трав и зелья у нее — мешок.

— Боже мой! — воскликнул испуганно царь. — Боярин Хитрово коло моего стола стоит; я не единожды пищу вкушал при нем.

— И что ему стоило в питие твое али детей твоих отраву бросить, а?

— Боярина взять и накрепко пытать! — крикнул царь, проворно соскочил с кресла и начал ходить по палате.

— Не торопись, государь, — спокойно заметил Матвеев. — Богдан Матвеич первосоветник твой, а он никуда не уйдет. Сперва надо взять девку, подвести ее под «Слово и дело», а уж тогда…

— Это еще не все, государь. Хитрово посылал кузьмодемьянскому воеводе письмо с инородцами-черемисами, и те учинили в городе бунт. Побединский закрепил бунтовщиков в острог, после чего и другие черные люди стали воровать, и с полтыщи ушли в леса.

— Что в том письме? — спросил царь.

— Не ведомо. Однако, коли инородцы стали бунтовать…

— Я знаю. Богдан напомнил воеводе, что царь повелевает к инородцам относиться ласково. Ведь такой указ, государь, и впрямь был.

— Ты что-то больно много знаешь, Артамон Сергеич! — воскликнул Стрешнев. — Уж не заодно ли ты с Богдашкой?

— Вот ты, Родион, нынче ночью руки у Шихарева выломал, а он оказался не винен. А по нынешним временам государю надо друзей плодить, а не врагов. Разбойник и вор на Волге появился, помни это! Я боярина не покрываю, а токмо торопиться не советую. Надо подвести Хитрово и девку эту под государево «Слово и дело» — тогда все прояснится. Мы, может, более чем сейчас узнаем.

— Правильно речет боярин, — сказал царь спокойнее. — Поставь Богдана под «Слово и дело». А после полудня вели собрать Большую думу боярскую, с воеводами. Надо порешить, что с вором донским делать.

Уходя от царя, Матвеев довольно потирал руки.

3

— Ну, хорош! — Яков подошел к дяде, снял с него шапку, кинул в угол. Богдан сидел на лавке, сбоку стола, откинувшись спиной на стенку. Глаза закрыты, на бороде хлебные крошки. На столе миска с мочеными яблоками, чаша с хмельным, ковш.

— На кого похож! Не мыт, не чесан, неделю не был в приказе. Там сказали, что Богдан Хитрово болен, а он бражничает.

— Опять ты, — вяло промолвил боярин. — Садись, пей.

— Выпить не мудро. Как опохмеляться будешь?

— Фряжское есть, брага.

— Лучше скажи, что с тобой? В молодости не пил, а уж ныне…

— А ты слышал присказку — седина в бороду, бес в ребро? Наваждение на меня нашло, Янка. Совсем из колеи выбился. Муку терплю.

— Ключница виной?

— Она. Околдовала и все тут.

— Скоро мукам твоим конец. Подведена твоя ключница под государево «Слово и дело». А что это значит, тебе ведомо.

— Врешь! Напугать меня хочешь.

— Если бы… Сам Алексей Михайлыч указал. Родьке Стрешневу. А тот вчера Шихарева на дыбе ломал, то и гляди наш черед придет. А девку схватят, если уж не схватили.

— Как узнал? От кого?

— Тот же Санка Хитрово… Монастырский донос скрыть он не мог.

— Об этом я сам Матвееву сказывал. Тут ничего лихого не усмотрено.

55