Есть на Волге утес - Страница 18

— И то, — промолвила Аленка. — Весь день с кормилом и парусом маялся, а меня не разбудил. Добрая душа.

— Про тебя иной сказ, — попик глянул через плечо на Аленку и подмигнул. — Помнишь, что в Касимове он сказал?

— Боялась я его. Не запомнила.

— Приковала, мол, ты меня глазами, как цепями. А у тебя глаза и впрямь колдовские. Красивая ты девка, Аленка. Ежли бы не разбойного ремесла человек — лучшего жениха и не надо.

— Мне до женихов ли ныне?

— Уж будто бы? В Москву-то, мыслю, не зря бежишь. Есть там кто?

— Есть, но не жених. Я тебе, отче, правду сказать должна. Стыдно мне. Ты во всем нам открытый, Илья тайное письмо несет и то не скрыл, а я… Вот ты вначале про Никона вспоминал, про патреярха…

— Не в ночи будь помянут, изверг.

— А кто он по роду-племени, знаешь?

— Из мордвы, говорят.

— Я тоже мордовка.

— Что из этого следует?

— А то, что Никон мне вроде как родня. Он мать мою знал, отца.

— Вона! И ты, стало быть, к нему в гости бежишь?

— Я теперь без отца-матери осталась. Мне итти более не к кому.

— И ты мыслишь, что он тебя приголубит? Родителев твоих он давным-давно забыл. Ты для него мошка. Прихлопнет он тебя и не заметит. Истинно говорю.

— Что же мне теперь, назад ворочаться?

— Да уж лучше с этим разбойником итти, чем антихристу в лапы.

— Нет, отче, пока патреярха не увижу…

— Мне бы лучше этого не знать, — резко сказал Савва, бросил котелок и отошел в сторону. Не было его долго. Аленка не раскаивалась, что сказала Савве про Никона. Попа она не боялась. Пришла другая мысль — посоветоваться с Ильей. Тот не Савва, тот верный совет даст. Через полчаса Савва возвратился, ноги его были мокры от росы. Не глядя на Аленку, сказал:

— Раз господь послал нас одной дорогой — так, видно, ему и надобно. Иди в ладью, спи. Я вас тут покараулю, подумаю.

Аленка вошла в лодку, влезла под кафтан, прикорнула у теплой Илейкиной спины.

Проснулась на рассвете. Над рекой плавали хлопья густого тумана. Одежда отсырела, было зябко. Поднялся и Илейка. Он опустил ладони в воду, сказал шепотом:

— Туман, это хорошо. Солнышко после тумана всегда шлет ветер.

— Савва где? — также шепотом спросила Аленка.

— Спит на берегу.

— Я думала — он ушел от нас. Напугала я его.

— Знаю. Я не спал — все слышал. И рад.

— Чему?

— Что все трое в одно место идем. И если ты к Никону станешь близко — дай знать. Мне тайная беседа с ним нужна.

— А ты не боишься? Узнает, что ты от Стеньки, да и на плаху тебя.

— Если бы я плахи боялся, на великое дело не пошел бы. Разину мысли патриарха знать надобно. Без божьего благословения чернь около нас не удержать. И если Никон пойдет с нами рядом…

— Супротив царя, бояр?!

— Ты многова не знаешь. Теперь бояре все — ярые недруги Никона. И долго он на патриаршем престоле не усидит. И вот тогда мы ему надобны будем. В недавнее время атаман в Соловки ходил. Ты думаешь, ему чудотворец Зосима был нужен? Он сильного человека искал.

— Опасное дело задумали вы.

— И святое. Волю народу надо дать. Давно пора.

— Слышал, Савва сватал меня? За тебя.

— У меня жена есть. Грунькой звать. И сватать я тебя не стану, хоть ты и люба мне. Но если стала бы ты со мной в нашем святом деле…

— Что я могу?

— На первых порах ниточкой между мною и Никоном будь.

— Ладно, Илья. Всю правду выложу тебе. Не своей волей я Никона ищу. Там, на Мокше-реке, прячутся от дьяков и бояр бессписочные беглые люди. Тыща, а может, и более. Батю моего забили до смерти. Смотри, — Аленка вынула из котомки наручники, подала Илье. — Кровь отцова на них. Тех беглых эта же участь ждет. И послали они у патриярха защиты просить.

— Почему у патриарха? Почему тебя?

— Мать открылась мне… Будто Никон любил ее, когда простым монахом был. Может вспомнит? Савва говорит — забыл.

— Ты попа не слушай. Иди к Никону. Далее будет видно. Я помогу.

— А если бы наших беглых…

— Людишек твоих Никон не защитит, теперь ему не до того. Им на Стеньку одна надежда.

— Вот ты про Ваську Уса в кабаке поминал. Может, он…

— Вот придем в Москву — будет видно. Я в тебе силу большую чую, вставай с нами. Придет время — атаманшей над вашими беглыми будь, за отца отомсти.

— Не по плечу ношу кладешь, Илья.

— Говорю — в тебе сила некая есть. Сможешь! Вот Савва сказал, что голубь я. Врет он. Я только около тебя такой. Ты глянешь — я и усмиряюсь. У тебя, как и у Стеньки, в глазах искра какая-то есть. Савве о нашей беседе не говори. И Никону не говори.

— Не скажу.

Савва около лодки появился неожиданно. Он кашлянул, сказал сердито:

— Из ладьи выйди, Илья. Поговорить надо.

Шагая по берегу вслед за Илейкой, поп заговорил:

— Куда ты девку влечешь, хочу спросить тебя? Сначала к диаволу в лапы, потом в разбой? Молчи, молчи— все речи твои я слышал. Она ж юная совсем, чистая. Она сирота, ей добрый поводырь по жизни нужен…

— Такой, как ты?

— Но и не разбойник! Я думал, ты…

— Ты святостью кичишься, а чужую рыбу из вершей вынул. А я, пока мы вместе, хоть крошку чужую взял? Не разбойник я, нет! Мы с тобой одной стати— душ людских уловители. Я полземли исходил, и зову я людей на святое дело, а ты куда сироту эту поведешь?

— Ты видишь, она как бабочка ночная на огонь летит. Сгорит ведь. Ей душу истинной верой укрепить надобно, потом мужа найти доброго, работящего.

— Холопа, инако говоря. И станет она рабой вечной, из черноты выйдя, в черноту уйдет же. Нет, она девка необычная, ей другой удел в жизни искать надо. Я силу в ней чую не ведомую, но большую.