Дали Акпарсу сотню, и вот первое дело поручено — сходить на Юнгу, потрясти мало-мало архимандрита, все награбленное у бедняков — отнять. По пути к ним пристали еще сотни полторы черемис, над ними Акпарс поставил Янсайку и Юванайку.
К монастырю подъехали, когда начало смеркаться. Раньше в этих местах Акпарс не был, но Янсайка сказал ему, что стены у монастыря кирпичные, высокие, ворота из дубовых брусьев с железом. Взломать их ничем нельзя, можно только обвалить хворостом и зажечь. Акпарс почесал за ухом — крепостей ему брать не приходилось. Да и никто из повстанцев толком не знал, как они преодолеют высокие стены.
Монастырь стоял на возвышенности и был похож на крепость. На темнокрасных стенах бойницы, вокруг стен ров.
Акпарс послал Янсайку и Юванайку с сотнями влево и вправо, сам решил заняться воротами. Сперва послал двоих к калитке. Велел постучать, если откроют — ворваться. Двое, оставив лошадей в лесу, вышли на открытое место. В предвечерней тишине грохнуло два пищальных выстрела — высокий парень упал у ворот замертво, другой, что был пониже, прихрамывая, побежал назад.
Акпарс еще раз почесал за ухом и приказал вынимать топоры из-за поясов и рубить хворост. На лесную опушку выдвинул лучников, велел им, как потащат хворост к воротам, ослепить бойницы градом стрел. Хворост нести набрал человек сорок, велел им бежать быстрее, всех перестрелять не успеют. По знаку ватажка хворостенников ринулась к воротам. Не успели- люди пробежать и пяти саженей, ухнула со стены пушка, ядро ударило в бежавших, высекло из камней мостовой сноп искр, завертелось, ломая хворостенникам ноги. Бросив хворост, черемисы ринулись назад. На мостовой осталось человек десять раненых и убитых.
К Акпарсу подошел Юванайка, сказал:
— Я обратно к Илюшке-атаману поеду. Пушку буду просить.
— Погоди. Придумать надо что-то.
— Пушку нам не дадут, — заметил Атюйка. — Надо всем бежать, к стене прижаться — там ни пушка, ни пуля не возьмут.
— Ночи дождаться, — предложил кто-то. — В темноте не видно.
Акпарс думал про себя: «Теперь люди под пули не пойдут. Придется самому вперед бежать», — и еще раз почесал за ухом. Подозвал к себе свою сотню, Юванайка с Янсайкой тоже подошли.
— Я вперед пойду — вы за мной. Янсайкова и Юванайкова сотни за нами вслед, и разбегаться вдоль стен по обе стороны. Кто боится — сразу отойдите, чтобы не мешать.
— Хворост на головы ставьте, — посоветовал Атюйка.
Маневр удался. Пушка ударила вторично, когда первая сотня уже проскочила под ворота, а вторая еще не пошла вперед. Залп пищальных выстрелов тоже заметного урона не нанес, а дальше стрелять было нечем, пищали перезаряжать надо. Вторая и третья сотни, сбросив хворост у ворот, прижались к стенам справа и слева Кто-то начал высекать огонь. Вот задымился трут, поджег сухую веточку, с нее огонь перенесли на хворост. Пламя весело запрыгало с ветки на ветку, костерок начал дышать. Уже занялись тоненькие сучки, перебрасывая огонь на толстые. Стены молчали — стрельбы не было.
Вдруг вверху что-то зашумело, и холодный водопад ударил по костерку, по шапкам, по плечам. Треснув, свалилась на мостовую бочка. Люди взвыли — мокрый хворост не зажечь, бегать за сухим — перебьют по одному «Юмо серлаге, — подумал Акпарс, — не умеем мы воевать, что делать дальше, не знаем».
За воротами что-то брякнуло, наверное, щеколда, потом что-то упало тяжелое, и вдруг створки ворот со скрипом начали расходиться. Молодой монах, ухватившись за тяжелый створ, оттолкнул его и крикнул:
— Проходи, мужики! Бей монахов!
И хлынул мимо Аленки людской поток под своды ворот, начал растекаться по двору во все стороны. Гле-то хлопнуло несколько выстрелов, кто-то заорал истошно— обитель наполнилась криками, звоном колоколов, выстрелами, шумом и гамом сотен голосов…
Около Аленки очутился молодой парень, обхватил ее за плечи, прижал к груди, поцеловал, заговорил горячо на непонятном языке.
— Ты што сопли распустил? — Аленка оттолкнула парня. — Воевать надо, а не целоваться. Беги, давай.
Парень крикнул «Паснбе!», — ткнул Аленку в плечо, убежал.
Боя в монастыре, почитай, не было. Монахи в темноте разбежались, ушли задними запасными воротами, убоясъ расправы.
Акпарс всю ночь был в заботах: останавливал попытки к разграблению, ставил дозоры, осматривал кельи — нет ли где засад. Только на утре вспомнил про молодого монаха, который открыл ворота. Послал Атюйку разыскать его, поскольку видел, что Атюйка с ним разговаривал и обнимался. Атюйка вернулся не скоро:
— Не нашел я монаха. А вот девка есть. Коасивая.
— Веди.
— Да не идет. Я по-русски понимаю мало, но она вроде говорит — если твоему атаману надо, пусть сам придет.
— Ну, пойдем к ней.
В келье игумена темно, только тябло со множеством икон освещает маленько лампадка. Когда Акпарс и Атюйка вошли, девка лежала на кровати.
— Свет зажги, — добродушно попросил Атюйка.
— Сам зажги. Свечка на столе.
Акпарс нащупал свечу, по шее ее к лампадке.
Когда келья осветилась, девушка уже поднялась, села к столу. На столе лежал пистоль, в углу стояли две пищали, на кровать брошена сабля.
— Ты атаман? — спросила девка.
— Сотник.
— Из города?
— Да.
— Сотник, а воевать не умеешь.
— А ты отколь знаешь?
— Если бы ворота не открыли, до сих пор куковал бы в подворотне. Монаху спасибо сказал?
— Не нашли мы его.
— И не найдешь.
— Почему?
— Был монах и нету.