Есть на Волге утес - Страница 67

...

«…Сказывал-де керенский воевода — вору-де Стеньке Разину самарские жители Самару город сдали»

...

«… На успеньев день пресвятыя богородицы вор Стенька Разин поутру рано пришел на Саратов И город Саратов жители сдали, и Стеньку игумен Богородицкого монастыря и саратовские жители встретили хлебом солью.

Да августа же 28 дни казаки Стеньки Разина объявились в 70-ти верстах от Синбирска»

...

«От донских и от яицких атаманов-молотцов паметь Цивильскому уезду разных сел и деревень, всему черному люду: и татаре, и чюваше, и мордье, и черемисе. Стоять бы вам, черные русские люди и татаровя, и чювяша, за дом пресвятыя богородицы, за всех святых, за великого государя супротив бояр, воевод, дьяков и подьячих. А как ис Цывильска к вам придут высыльщики и будут загонять в осад к Цывильску, то вам бы в тот осад не ходить, потому что вас там обманут и всех перерубят. А тех бы вам высыльщиков ловить и привозить ко мне в войско, в Синбирск. А те, которые цывеляне, дворяне и дети боярские, и мурзы, и татаровя, похотев со мной заодно стоять, тех ничем не тронуть и домов их не разорять. А с сей войсковой памяти вам, чернь, списывать и списки отдавать по селам церковным причетникам, дьячкам, слово в слово. И списывая, рассылать по селам и по деревням соцким и старостам, и десяцким, чтобы они, уездные люди, все сию войсковую память знали.

К сей памяти войсковую печать атаман Степан Тимофеевич приложил.

А с сею войсковой памятью послан наш высковой казак Ахпердя мурза Кильдибяков, и вам бы, чернь, ево во всем слушать и спору не держать. А буде его слушать не станете, и вам бы на себя пенять».

...

«…Приезжал к Синбирску старец от него, Никона, и говорил, чтоб Стеньке итти вверх Волгою, а он, Никон, в свою сторону пойдет. Для того, что ему тошно от бояр, да бояре, мол, переводят государевы семена. И тот-де старец сказывал, что у Никона есть готовых людей тыщ пять».

ЕСТЬ НА ВОЛГЕ УТЁС

1

На четвертую неделю после взятия Самары Стенька Разин перенес свой стан из Надеинского усолья под Белый Яр. С ним было двенадцать тысяч повстанцев — первая армия.

Вольница рассыпалась по правому волжскому кряжу от Усолья до Белого Яра, и за четыре недели приведена была в некую стройность. Стенька не признавал никаких других делений, кроме Донских, войсковых. Посему всех, кто вставал под его знамена, он называл казаками либо сынками; казаки сбивались в десятки, десятки в сотни, сотни в ватаги, а ватаги в войско. Итак первое войско встало перед Синбирском, второе войско в шесть тысяч казаков Федька Шелудяк держал около Сызрани, третье войско намечалось сбить из разрозненных ватаг под Саранском.

Круг — средоточие атаманской власти — встал в Белом Яру. Во главе его Разин поставил недавно приехавшего из Астрахани Ваську Уса, знаменным есаулом выбрали Митку Самару, казначеями Лазарка Тимофеева и Янку Панка.

Янка ведал общей войсковой казной, Лазарко хранил личную казну Разина. Он же и был телохранителем Степана Тимофеевича и, где бы тот ни был, всегда находился неотлучно при нем. Разин не любил, когда его называли атаманом. «Атаманов у меня много, а я для всех вас отец родной». И потому звали его чаще всего — батько.

Последние десять дней батько в Белом Яру не показывался, он ушел из стана. В трех верстах от Яра над правым волжским берегом возвышался утёс. Скала саженей тридцать высотой обрывалась круто к воде. Вершина скалы венчалась небольшой круглой площадкой, на которую можно было попасть только через узкий глубокий овраг по двум перекладинам. На площадке Лазарко поставил шатер для батьки, сам приютился в землянке около оврага, у перехода.

Первым сунулся к батьке есаул Митька. Не успел он встать на перекладины, как Лазарко крикнул:

— Сюда не можно, есаул! Думает батько.

— Тут же ветер круглы сутки, — сказал есаул. — Заморозишь ты атамана. По утрам иней бывает.

— Иней в низинах. Здесь сухо.

— Думать, я чаю, и в стане можно. А нам совет надобен.

— Подождешь. В стану батьке никакого покоя нет. Лезут всякие, кому нужно, кому не нужно. Придет время — посоветуетесь.

Потом появился Путилко Дементьев.

— Скажи батьке — казаки ропщут. Корма все пожрали. Приехали атаманы Мишка Харитонов и Васька Хведоров — приказа его ждут.

— Ладно, передам.

Наконец приехал Васька Ус. Тот сурово приказал:

— Давай батьку сюда! Жив ли он?

Из шатра вышел Разин, кивнул Лазарке. «Пропусти».

— Уж не захворал ли ты, батько? — спросил Васька. — Щеки впали, под глазами синь. Хворать не время.

— Здоров я, — Разин сел на подушки, освободил место для Уса. — Чго там стряслось?

— Сидение пора кончать — вперед итти надо. Казачишки от безделья шалить начали, пить. Ахпердя-мурза из Казани приехал, сказывает, что мой старый приятель Юрка Борятинский встречь нам идет. Уж в Крысадаках его войско.

— Где это?

— Меж Алатырем и Тетюшами.

— Пусть идет. Встретим.

— Из Москвы наши люди вести шлют — Юрья Долгие руки уж во Владимире. Идет на Арзамас.

— Добро!

— Казанский воевода тож не дремлет — послал к Кузьме-городу воеводу Баранова. Все путя наши пресечь хотят.

— Не пресекут.

— Долга ты тут, батько, думал, а надумал, я вижу, мало.

— Мало! — Разин вскочил, распахнул шатер, махнул рукой в сторону Волги. — Иди сюда, погляди! Вот она вся Русь перед тобой. И нет ей ни конца ни края. Людей в ней многие тысячи, народов многочисленных не счесть. Поднялись все, как реки в половодье вышли из берегов, хлещут водами во все концы, затопляют землю, рушат все, что надо и не надо. Кто сей водоворот в единый поток устремить может? Я? Ты? Вот вы все к моему шатру бегаете, совета ждете. Думаете, выйдет батько на круг, скажет мудрые слова, и все будет ладно. А у меня голова раскалывается. Я тут часами на волжский простор смотрю, ветер мятежный глотаю, дум передумал множество, а что далее делать — не знаю!