Есть на Волге утес - Страница 37


К оглавлению

37

— Александр! — не оборачиваясь ответила Аленка.

Эконом вывел ее за ворота, проводил до села. Указал на избу, где в оконце мерцал огонек, сказал:

— Поп твой здесь. Ждет.


* * *

Дома ждала их беда. Мокей, охраняя ворота один полные сутки, к утру не выдержал, уснул. И, как на зло, во двор забрались воры. Украсть они ничего не успели, были пойманы, но переполох в усадьбе был большой. Боярин весь гнев вынес на Корнила, а тот донес: Мокей уснул от того, что нес охрану за казака Алексашку, которого бесспросно Савва брал с собой в Новый Иерусалим.

Под горячую руку боярин указал жестокую расправу: Савву запереть в клеть на хлеб и воду, а казака — под розги. Пусть знают, кому служат, пусть вперед не своевольничают. Савва бросился в ноги и стал слезно просить розгами наказать его, а парня, как безвинного, пощадить. Но Богдан сказал:

— Ништо ему. Пусть вгонят ума в задние ворота. Это еще никому не вредило.

Боярин слов на ветер не бросал — Савву сразу заперли в клеть, а Аленку сдернули с постели, поволокли на конюшню. Полусонная, не понимающая, куда ее ведут, она молчала. Но когда увидела скамью, а около нее бадью с розгами, закричала истошно:

— Не-ет! Лучше убейте сразу! — и рванулась из рук конюхов.

Корнил вынул из бадьи мокрую, гибкую розгу, кивнул конюхам. Аленка кусала руки, отбивалась, но ее схватили за руки и ноги, метнули на скамейку. Конюхи молча и привычно делали свое дело — на конюшне порка проходила чуть не каждый день.

Аленкины руки подвели под скамью, связали. Один мужик сел в головах, другой оседлал ноги, запустил руки под живот, нащупал гасник, развязал его и начал спускать портки. Аленка рванулась всем телом, обмякла. Задирая на ней рубашку, второй конюх вдруг удивленно сказал:

— Авдеич, погоди-ка. Это, вроде бы, девка.

Пораженный приказчик заскреб в затылке.

БОЯРСКАЯ ЛЮБОВЬ

1

Богдан Матвеевич только что отужинал. Ныне он хотел пораньше лечь в постель, чтобы встать на рассвете и угадать на заутреню вместе с государем. Но не успел он раздеться — в опочивальню зашел Корнил.

— Что у тебя там? — спросил недовольно Хитрово.

— Начали мы было сечь казачишку, ну и…

— Ну?!

— А у него титьки.

— Как это, титьки?!

— Это не казак, а девка. Далее пороть, ай нет?

— Подумаешь, диво! — еще более недовольно сказал боярин. — По нынешним временам не только девок в портках, но и мужиков в сарафанах ловят десятками. От господ бегут, от царя прячутся. Вызнай, почему она штаны надела?

— А пороть-то надо ли? Она без памяти лежит.

— Обожди — успеем. Может, ей не двадцать розг следует, а все двести.

Не успел Корнил уйти — снова в дверь стучат. Ввалился в опочиваленку Яков Хитрово. Богдан любил племянника, спросил обрадованно:

— Сызнова в Москве?

— Я же как-никак думный воевода. В приказ разрядный вызван. Прости, что на ночь глядя потревожил тебя. Дело спешное.

— Успеешь — скажешь. Не горит, чай. Давай обнимемся.

Яков скинул кафтан, сел за стол, открыл полуштоф с романеей. Выпили по стаканчику.

— Помнишь, в минулый раз взял ты во двор попа и казачишку. Живы они?

— Живы. Только что казачишку выпороть хотел, да раздумал.

— Что так!

— Портки спустили, глянули, а это девка!

— Ого! Стало быть, недаром я к тебе спешил. Сердце чуяло.

— Говори.

— Был я в тайном приказе. Знаешь сам — там родич наш сидит, стольник Санка Хитрово.

— Ляксандр Севостьяныч. Знаю.

— Сказал тот Санка по секрету — в приказ только что донесли: были у Никона в монастыре со твоего двора поп Савва и молодой казак. И оставался тот казак у Никона в келье ночью долго, о чем говорили они, неведомо. Но если один, ночью и тайно, да к тому же не казак он, а девка. Тут дело не чисто.

— Кто донес?

— Есть в монастыре наш человек, заслан тайно.

— Что делать будем? Если государь узнает…

— Обещал Санка донос тот пока прикрыть, а нам велел все до тонкости выведать.

— С кого почнем? С попа али с девки?

— Зови попа.

Привели Савву. Боярин мрачно спросил:

— Говори как на духу — что утаил?!

Савва бухнулся боярину в ноги.

— Зачем девку казаком одел? Зачем к Никону в келью тайно посылал?

— В одном виноват, государь мой, что с собой взял. А к Никону не посылал. Ее силой утащили — стрельцов спроси. А портки она еще до меня надела.

И Савва рассказал боярину все без утайки.

— Мы ни одному твоему слову не верим, — сказал Яков. — Однако добра тебе хотим. Ежели государь узнает — попадете вы с девкой под «Слово и дело», а тебе, я чаю, ведомо, что это такое?

— Как перед богом — более ничего не знаю.

— Не крепись, старый. На дыбу в тайном приказе повесят — вспомнишь. Сколь не вертись, а у Никона девка тайно была.

— Я хоть на дыбе, хоть на Страшном суде перед господом богом скажу — Никон враг мне.

— А девка тебе что-нибудь сказывала?

— Не сказывала. Однако в Москву она ради встречи с Никоном пришла. Будто он родня ей. Но замыслов супротив государя у нее нет, она же молода совсем.

— Ну это мы узнаем, — сурово промолвил Богдан. — Завтра под розгами разговорчива будет.

— С нею надо добром, боярин. Под розгами не скажет. Озлобится только. Я ее знаю.

Когда Савву увели, Богдан сказал:

— Поп хитрит. От розг девку уводит. Надо пороть.

— Истину узнать надобно, — сказал Яков. — И без лишних ушей.

— Как?

— Вестимо не на конюшне. Все, что скажет, только для нас двоих.

37