Есть на Волге утес - Страница 75

— Ты что же это вытворяешь, водохлеб? Я к тебе в гости, а ты в нору. Нехорошо, Тихон, ай нехорошо. Мы думали, у тебя брага-пиво на столе, а ты в одних исподниках под землю. Грязный, мокрый. Ну, сынки, подсушим трошки дьяка?!

Те же сильные руки схватили Тишку за руки и за ноги, подняли над полыхающим костром, растянули. Огонь лизнул голое брюхо дьяка, Тишка взвыл от боли.

— Перевернули, сынки! — скомандовал Ивашка. — Спинку надо погреть. Иззябся дьяче.

Меж рубашкой и телом мгновенно возникла горячая прослойка пара, ошпарила спину — дьяк завизжал, как поросенок.

— Мечи его в огонь, что с ним чачкаться! — крикнул кто-то, но Шуст рявкнул: «Рано!», — велел поставить дьяка на ноги.

— Служить нам будешь?

— Живот положу, коли пощадите, — стуча зубами ответил дьяк. — От ярости вашей бежахом и…

— Ладно-ладно. Волоките его в приказную избу.

Приказная изба натоплена жарко, печку не успели скутать, на поду еще тлели, стреляя голубыми огоньками, уголья. Ивашка велел подбросить на угли дров, оседлал скамейку, приказал:

— Найди, друг мой Тихон, бумаги, где ты записывал тюремщиков, беглых грацких и посацких людев. Быстро!

Тишка рванулся к сундучку, открыл его и дрожащими руками начал перебирать бумаги.

— Посвети ему, Гаврюха! — Расторопный мужик вырвал из горнушки пук лучины, запалил одну, поднес к сундуку.

— Все тут? — спросил Шуст, когда дьяк подал ему пачку листов. — Смотри, если утаишь — поджарю.

— Более нету.

— Добро! — Шуст встал, метнул бумаги в печку. Из чела полыхнуло светом, дымом, списки сгорели мгновенно. — Теперь ищи крепостные бумаги, долговые расписки, земельные, тягловые приказы.

— Может, весь сундук в огонь — и вся недолга! — предложил кто-то.

— Это не годится. У дьяка, поди, анбарная книга есть. Что где лежит, как хранитца. Есть, дьяче?

— Есть. Вот она, книга.

Бросив в печь вторую, более объемную пачку, Шуст взял амбарную книгу, углубился в нее, начал читать:

— Пятьдесят пудов солонины. Где это?

— В погребе, на Песках, — готовно ответил Тишка.

— Шестьсот пудов зерна ржанова, сто яровова…

— Это в житнице. Анбары у откоса. Муки тридцать мешков там же.

— Сльмпь-ко, Иван, — шепнул Шусту Гаврюха. — Видел я в городе Косого Холку. Кабы он эту солонину…

— Беги. Найди атамана, скажи.

На востоке, за Волгой, над лесами поднялась, заалела узкая полоска зари. Илейка на коне метался по городу, наводил порядок. Поставил на новое место пушки, разделил по-разумному все оружие, какое было, расставил сотни по нужным местам. Гаврюха нашел его около двора, передал слова Шуста. Илейка рванул повод, поскакал к откосу. Себе вослед крикнул:

— Миронка с сотней за мной пошли!

У житного амбара все двери настежь, кругом десятка полтора подвод. Мужики словно муравьи таскают на хребтах мешки, грузят на телеги. Илейка поднял коня на дыбы, крикнул:

— Стой! Кто позволил?

— Я велел! — Перед ним возник Холка, сверкнул глазом, вырвал из ножен саблю. — Город наш, хлеб наш же!

— Ты, кривая собака, где был, когда город брали?! Под мостом сидел! А у меня сорок убитых, столько же раненых. А грабить первый! Уходи!

— Не мешай, Илья, изувечу! — Холка взмахнул саблей, бросился к коню. Атаман вырвал из-за пояса пистоль, выстрелил. Холка охнул, уронил саблю и, словно спотыкнувшись за корягу, упал под ноги лошади. Люди его, побросав мешки, схватились за оружие, двинулись к Илейке. Но сзади раздался топот, и над откосом на фоне предрассветного неба возникли темные силуэты скачущих всадников. Это шла Миронкова сотня…

Утром созвали круг. Илья объявил Кузьмодемьянск вольным городом, повстанцев — свободными казаками. Воеводой в городе поставили Ивашку Шуста, есаулом Сороку. Управлять всеми делами будет казачий круг. Иного способа правления Илейка не знал.

СПИСОК СЛОВО В СЛОВО

...

«Государю царю и великому князю Алексею Михайловичю холопи твои Петрушка Урусов с товарищи челом бьют.

В нынешнем во 179-м году сентября в 15 день послал я с устья Казани-реки товарища своего воеводу Юрья Никитича Борятинского для выручки Синбирска.

Сентября-де в 20 день за Свиягою-рекою под сельцом Куланги дождались его воровские казаки, татаровя, чюваша, и черемиса, и мордва — больше трех тыщ пеших и конных людей — и был у нево с ними бой. И тех воров побили, языков взяли 67 и велел он тех языков посечь и перевешать, а иных расчетвертовать и на колья рассажать.

Да сентября же в 24 день под татарскою деревней Крысадаки был бой, воров взято 36 человек, и велел князь их посечь и перевешать.

Сентября же 28 дню учинен был бой под мордовскою деревней Поклоуш, тех воров казаков, чювашу, и черемису, и мордву он побил, взял языков 38, велел их посечь.

Через день пришел он к черте в городок Тогаев, и с того городка пошел во Мшанеск, а ис Мшанску пошел к Синбирску по Крымской стороне, в день 1 октября пришел к Синбирску за 2 версты.

И вор Стенька Разин собрався с ворами, с великими силами и начал на него наступать. И воевода с твоими, государь, ратными людьми разобрався и пошел против вора Стеньки Разина, сошелся с ним сажень в 20-ти и учинил бой. И был бой, люди с людем мешались, стрельба на обе стороны из мелкого рузкья и пушечная была в притин. И в том бою ево, вора Стеньку, сорвали и прогнали.

А ево, вора Стеньку, самово было жива взяли, и рублен саблею, и застрелен ис пишйли в ногу, и едва ушол. И разбили их всех порознь, а вор Стенька побежал к валу и башню запер. А бились с тем вором с утра до сумерек. И на том бою взято языков 120 человек, 4 пушки, 14 знамен, литавры.