Есть на Волге утес - Страница 71

— Саккос, монаше, суть стихарь, токмо из бархата и тяжелого шелка сшитый, драгоценностями усыпан естмь.

— Спасибо, отче, — монашек смущенно топтался у выхода.

Савва весело подмигнул ему, вышел. Про себя подумал — это вместо вчерашнего стяга.

Лазарко разыскал Савву после обеда. В ту же землянку втащил два больших узла, сказал:

— Велено тебе итти на совет. Переоденься, — и развернул один узел. В узле носильная ряса из сиреневого, тяжелого шелка с зелеными кантами. Обшлага у рукавов из бархата синего, по воротнику низана мелким жемчугом. Под рясой куколь из атласа коричневый, такой носят архиреи и протопопы. И сапоги малоношеные, сафьяновы.

— Откуда это?

— Думаю, из Астрахани, — смущенно ответил Лазарко. — В обозе еле разыскал.

Савва все понял. Быстро скинул свою ветхую рясу, скинул с головы ермолку старую, переоделся. Кивнул на другой узел, спросил:

— Там патриарх?

— Батько сказал, что тебе все ведомо, — еще смущеннее ответил Лазарко и повел Савву по тропинке в гору. Около дубовой рощи Савва увидел не то сарай, не то избу, а вернее — сруб из закопченных бревен. Видимо сюда переволокли два или три овина и из них собрали строение, покрыли хвойными лапами. Внутри по стенам чадили четыре факела, посреди помещения, прямо на земляном полу, были расставлены лавки, столы, стулья. В углу стояла русская печь, не беленая, вымазанная глиной. Совет, видимо, шел с утра, лица у атаманов и есаулов были утомленные, давно не мытые. Разин сидел посредине на резном кресле, перед ним столик на гнутых ножках, свеча в серебряном подсвечнике. Увидев Савву, Разин поднялся, сказал:

— Вот вам, господа есаулы и господа атаманы, посланник от патреярха Никона. Говори, святой отец.

Савва трижды крупно перекрестился, про себя прошептал: «Прости мя, господи, за ложь святую, за ложь во спасение». Поклонился на четыре стороны:

— Принес я вольнолюбивому атаману Степану Тимофеичу, и вам, господа есаулы и господа атаманы, благословение господне от патриарха всея Руси Никона. Велено сказать мне вам, что великий пастырь господен ныне заточен в святого Ферапонта — обитель. Занедужил он там и в дальний путь итти немощен. И сказал владыко, что святому вашему делу он радеет и указует вам перстом своим владычным путь к победе. И дабы знали вы, что он душой и телом с вами, велел патриарх передать вам парсуну с лица своего, яко спаситель наш Исус Христос передал во время оно нерукотворный образ свой ученикам и последователям его. Примите, Христа ради, — развернул куклу и поднес к Разину.

Степан Тимофеевич бережно принял куклу, Лазарко догадался — придвинул стул. Прислонив изображение патриарха к спинке стула, Разин опустился на одно колено, приложился губами к зеленому бархату саккоса. Все шумно встали, сдернули шапки, перекрестились.

На совете атаманов договорились: первое войско берет Синбирск, потом Казань. Второе войско от Усолья идет на Саранск (путь самый краткий) после взятья Синбирска. Туда же пойдет первое войско. Третьему войску — Танбов. Эту армию, пока еще существовавшую в виде ватаг, разбросанных в треугольнике Кузьмодемьянск — Темников — Саранск, Разин решил составить из трех частей. Первую: татарскую, чувашскую и черемисскую — отдать под руку атаману Кильдибякову, вторую. Мишке Харитонову, третью Ваське Федорову. В большие атаманы войска он прочил своего брата Фрола.

Напутствуя Ваську и Мишку, атаман сказал:

— Синбирск и Казань — это наша забота и богова. Без них и перезимовать можно. Но Саранск нам требовается скоро. Через него все путя идуть. Из персов на Москву, из Москвы в Астрахань, в Казань и в тот же Синбирск. Нам за сей вузел треба держаться зубами, тогда мы все путя Москве перекроем. Твоя забота, мурза, — поднять весь Цивильский уезд, всю татару, чувашю и черемису. После Синбирска я поверну на Саранск, тебе отдаю Казань. Станешь там ханом. Бери с собой отца Савву и с богом.

На другой день по легкому инею Ахпердя о Саввой выехали в сторону Цывильска. Атаманы Васька и Мишка направились к саранской черте. Первое войско двинулось на Синбирск.

4

Сколько раз Васька Богданов говорил воеводе По-бединскому:

— Иван Михайлыч, мост на Ангаше разведай. Копится там сила воровская многая, разметать бы ее не мешало.

— Чем разметать? — встревал в разговор Тишка, — Нам укрепы возводить сил не хватает, ров до сей поры не весь выкопан, канаву от реки еще и не начинали.

— Ров нас не спасет, ежели…

— Ныне в лесах ватажки растут, яко обабки после дождя. Ежели каждую разведывать да разгонять… Ко снегу их лутшие мужики из деревень придушат, ибо их те ватаги грабят.

Воевода соглашался с Тишкой. Что проку те ватаги разгонять. Они по лесу разбегутся, возникнут на ином месте.

А на берегах Ангаши кипела жизнь. Кузнецы ковали боевую кузнь: наконечники для стрел, острия для копий, ножи засапожные, запоясные и чехольные, мечи, клевцы и протазаны. Минька до того насобачился, что стал ладить для атаманов кольчуги, шестоперы, бердыши и алебарды.

Илейка гонял лесную вольницу на холм, где «брали город» — сруб, поставленный специально для этого. Учились стрелять из пищалей и пистолей, их хотя и было всего несколько штук, но в бою, надеялись, прибудет.

В один из ненастных дней, когда ватажники (а их уже скопилось более шестисот) хоронились от дождя по землянкам и шалашам, Илейка решил присмотреть место для нового стана. Здесь жить далее стало опасно. Холка Кривой по-прежнему водил свою ватажку на грабеж, после набегов пьянствовал и орал с друзьями песни. Многие из Илейкивых людей поглядывали на разбойников с завистью. Их надо было уводить подалее от Холки и поближе к городу.