— Тебе-то какой прок? Не я, так другие.
— О других не твоя забота, моя. Вот ты сказал, смердова дочь. А кто намедни князю, боярину воеводе Григорью Григорьевичу Ромодановскому шкуру с руки спустил? Смердова дочь. Кто дюжину пушек отнял. Тоже она. Я и тебе, коль в руки ко мне попадешь, должочки припомню. Про розги в сенях не забыл? Так вот, я тебя сначала догола раздену да перед всем воинством выпорю, а потом повешу. Лучше уж, давай, встречаться не будем. Ладно?
— Ладно. Я свое слово сдержу. Только ты сдержишь ли?
— Смердово слово даю. Оно ныне повыше иного боярского будет. Богдан Матвеич жив? Про меня помнит? За ним тоже должок есть. И ты дядю блюди. Зови стремянного. Пусть проводит.
Когда стремянный вошел, Яков стоял спиной к нему. Сказал:
— Проводи гонца. Да побереги его. Не дай бог по ошибке стрельнет кто.
Васька встретил Аленку, глянул на нее очумело:
— Ты, што, и впрямь ведьма?
— А ты как думал. Заколдовала я боярина. Обещал на Темников не ходить.
Из сотни в сотню, от человека к человеку, из уст в уста передавалась весть — наш атаман был в шатре воеводы Хитрово и вернулась оттуда живой. Через день новость обросла новыми подробностями: Аленка околдовала воеводу, взяла с него клятву не воевать против нее, а потом провалилась сквозь землю и вышла только в лесу, в овраге у родника. Васька передавал эти слухи жене, Аленка только посмеивалась. Пусть считают ее ведуньей, больше будет веры, больше надежды.
— А ты обо мне думаешь? Каково мне, прославленному казаку, с колдуньей ночевать!
— Я говорю — пусть считают. А я… На, посмотри, — Аленка запустила руку в разрез кофты, вытянула медный крестик на тонкой железной цепочке, — Такая же православная, как и ты.
— Что дальше будем делать?
— На Алгуново пойдем.
— Так это же крюк бо'льшой.
— Я воеводе слово дала. Смердово слово.
— Какое?
— Будто рать воеводы Мышецкого мною разгромлена. А она сейчас около Алгунова должна быть. Придется слово сполнять. Ты вот на Хитрово рвался. Бери теперь половину войска, встречай князя Мышецкого, дай ему по шее. Он на Селищи побежит, а я там ему вдоль хребта добавлю. И будет нам любо.
Васька с радостью согласился, повел свою тысячу на Алгуново. Мышецкого он встретил на дороге, рать его разметал, конников гнал до Селищ. Там князюшке-батюшке подсыпала лиха Аленка, проводила на Конобеево. Под этим селом, она надеялась, воеводу хорошо угостит Мишка Харитонов. Так оно и получилось. К Шацку стольник Борис Ефимович прискакал только сам пятьдесят.
Перед походом к Темникову Васька и Аленка ночевали в Алгунове. Утром проснулись — на дворе белым-бело. С полуночи ударил добрый морозец, покрыл реку тонким ледком, припорошил снегом.
В усадьбу войско пришло быстро, по морозцу, без грязи. Встретил их старик Образцов. Савва, уехав в Темников, оставил его вместо Ефтюшки.
— Что делать укажешь, атаманушка? — спросил Образцов. — Людей и лошадей кормить нечем. Голодушка приходит.
— По барским усадьбам пошарить надо.
— Усадьбы все растрясли, Олена Ортемьевна. Там только прошлогодние запасы были, нового хлеба нет.
— Как это нет.
— А новый урожай не сеяли. Мужики все воюют, поля пустые гуляли. А где и посеяли — не выросло. Лето ныне не урожайное было.
— А в деревнях?
— Пусто, атаман. Все, что на огородах было, — выдрано. Кормов взять негде. Войско наше все прибывало, а теперь убыль одна. Мужики по своим домам разбегаются. Там бабенки ихние, чай, по ямам кое-что схоронили.
— Что Кукин думает?
— Его рать на засеках лесом кормилась. Орехи, грибы, рябина, желуди, то да се. А сейчас морозец и эту кормушку прикрыл. Тоже голодные как волки сидят.
— Слобода стоит?
— В осаде сидят. Тоже, поди, брюхавицы подвело.
— Соберем совет. Будем думать.
Наутро еще одна худая весть — князь Юрья Долгорукий перевел свой стан в Кадом, острог укрепил сильно. А это означало — отныне все силы он бросит на темниковские места. Так оно и вышло: из Кадома на Темников выслан был воевода Иван Лихарев, а с ним три тысячи стрельцов, к Красной слободе пошел Яков Хитрово. У него полторы тысячи. Войско Долгорукого хлынуло на засеки. Теперь там дорога стала проезжей. На реке Алатырь с севера накапливал свои силы воевода Щербатов. С запада, от Саранска, грозили Темникову воеводы Юрий Борятинский и Иван Панин. Круг помалу узился.
В конце ноября из Красной слободы в Кадом прибежал приказчик Логин Литвинов. Главному воеводе сказал;
— В Темникове, князь-батюшко, ныне стоит шесть тыщ с гаком, у Аленки столько же и, по слухам, они хотят сидеть в осаде до смертного конца. Благоизволь советец выслушать?
— Говори.
— Девка Аленка ныне поженилась, взяла в мужья некоего казака Ваську. Есаулу Степке Кукину это вышло не по ндраву, и у них произошел раздор.
— Так, так. Это зело важно. Может, того Кукина подкупить?
— Не его. Ваську бы золотишком поманить. Пропойца он и к богасьву жаден. Позволь мне им заняться.
— Делай. Деньги есть?
— Наскребу. Сиделец царского кружечного двора кое-что припрятал. Позволь их изъять?
— Изымай. Скажи Ваське — голову мы его сохраним. Где ныне эта баба?
— В усадьбе Андреяна Челищева обретяся. У меня там верные люди остались, все, что там происходит — доносят.
— Иди в слободу, делай дело. Ко мне тайно шли гонцов.
1 декабря под Темниковым появился атаман Федька Горбун с тысячей ватажников. Они тоже бы^и без кормов, и Федьку позвали на совет, как равного. Было решено оттянуть с засек по арзамасской дороге половину войска, и Кукину, Еремке и Федьке с пятью тысячами сходить на село Веденяпино — там, по слухам, собран большой запас кормов для войска князя Долгорукого. И хранил Веденяпино воевода Лихарев. Цели было две. отнять корма, упредить поход воеводы на город и, если удастся, прорвать осадное кольцо для выхода повстанцев в сторону Касимова. Аленку с ее войском оставили у. Красной слободы, чтобы охранять город от удара с востока.